27 февраля в Санкт-Петербурге на площадке «Буквоеда» (Лиговский пр., 10) состоялась Презентация книги Николая Димчевского «Фантом столетия».
Литературный редактор Татьяна Самсонова рассказала о творческом пути писателя и дала комментарии по очеркам из книги.
Артист Роман Павлушев прочитал отрывки из книги «Фантом столетия», и познакомил присутствующих на презентации с поэзией Николая Димчевского.
Были прочитаны стихи из последнего сборника «Семерик стихов».
На вечере присутствовала дочь писателя Екатерина Бабаева.
Фотографии с мероприятия:
Выступление литературного редактора Татьяны Самсоновой
Николай Димчевский
«Фантом столетия»
(Мешок с обломками двадцатого века)
Этого автора уже нет среди нас. Остались его стихи, проза, переводы. Остались его размышления – честного человека и творца. Его талант и озабоченность судьбами родины и своих соотечественников.
Как метко заметили знавшие его: «Николай Димчевский – неразгаданный писатель нашего времени. Талантливый поэт, прочувствовавший ХХ век с невероятной любовью, нежностью и скорбью.
Лирический философ, для которого искренность была самым важным, а слова Человек, Гражданин – самыми главными».
Сегодня мы представляем книгу Николая Владимировича Димчевского «Фантом столетия» с ироничным подзаголовком – «Мешок с обломками двадцатого века», которую самому автору не пришлось держать в руках и издание которой стало возможным благодаря стараниям его дочери – Екатерины Николаевны Бабаевой.
Николай Владимирович всегда и в жизни, и в творчестве относился к себе предельно строго. И здесь он не заигрывает с читателем, пытаясь завлечь его. ХХ век уже стал историей и ныне существует лишь как воспоминание (а возможно, и призрак-фантом) в головах людей, переживших его. В новом ХХI-м веке автор прожил меньше двух лет, мы – 12, наше восприятие ушедшего во многом изменилось, но тогда автору виделось именно так, как он написал.
В предисловии, поясняя название, автор пишет (с. 7): «Двадцатое столетие минуло. Остался лишь его призрак-фантом, возникающий в голове человека, пережившего десятилетия, годы, месяцы и дни этого столетия». Он ощущает себя странником, продравшимся сквозь заросли времени…
В своей последней книге автор собрал фантомы событий, фактов, случайных встреч, хранящихся в памяти или переданных ему близкими, верными (то есть теми, кому можно доверять) людьми, и коллекция эта в какой-то мере охватывает разнообразный спектр событий отошедшего века.
«Впрочем, и коллекцией это собрание штрихов и образов не назовешь, – говорит автор, – поэтому я выбираю определение “мешок с обломками”.
Высыпаю эти обломки разом, грудой, и всякий может выудить для себя, то, что приглянется».
Автор не пытается представить целостную картину века – это не историческое исследование. Он выделяет лишь некоторые его штрихи, которые, возможно, покажутся интересными человеку любознательному.
«Каждая главка-обломок несет в себе действительный случай, по сути, документальна, но это не летопись, не воспоминания – это собрание моментов, которые запомнились…»
«Не добиваясь всеохватности, – конкретизирует автор, – сделаю попытку представить прошедший век в живых картинках, не сверяясь с устоявшимися оценками, ориентируясь в лабиринтах прошлого только по собственному впечатлению и своему восприятию».
Обломки века, собранные в книге, представлены в отдельных главах, не имеют названия – у каждой главы свой номер, а всего их 58, и также не имеют хронологической последовательности. Причем, некоторые сюжеты в конце перемежаются «Присловьями» – своеобразные выводы или выразительные частности, которых в будущем хотелось бы избежать. Автор не просто фиксирует прошедшее, но старается перекинуть от него мостик в будущее.
Вначале он сам пытается собрать воедино свою родословную в главе, открывающей книгу, «Родословная Бадаржновых и Димчевских». Бадаржновы со стороны матери, Димчевские – по отцу.
О своей фамилии он знал с самого детства, со слов бабушки Анны Васильевны. Первоначально в первой половине XIX века она звучала как Димчёв. Родоначальник Василий Димчевский был послан служить в Польшу чиновником русской администрации. Женился на полячке, которая и настояла, чтобы к фамилии прибавили польское окончание. За добросовестную, как тогда говорили, беспорочную службу Василий получил дворянский титул, а бабушка Анна часто повторяла внуку: «Наша фамилия записана в 12 книге дворянства в Кремле».
Димчевский Николай Владимирович родился в Москве в 1926 году. На фронт, как многие его сверстники, не попал. В эвакуации на Рязанщине подростком работал на заводе, серьезно заболел, оформлять инвалидность не стал, не хотел в 15 лет чувствовать себя стариком, но на фронт его так и не пустили.
О том времени вспоминает его друг Александр Розин: «Колю восхищали умельцы… И сам он был талантливо мастеровит. В годы войны он, столичный школьник, приехавший в село, научился у старожилов драть лыко, держать в руках кочедык и плести лапти, в которых за неимением обуви и проходил до возвращения в Москву. В те же годы из какой-то случайной светонепроницаемой коробки и случайных же оптических линз смастерил фотоаппарат. Я по сей день храню вполне профессиональные снимки, которые Коля сделал той камерой».
По словам того же друга, позже он писал вполне профессиональные пейзажи маслом и акварелью, а за резные изделия по дереву даже был награжден призами.
Отец Николая Владимировича был инженером-строителем. Строителем он хотел видеть и своего сына. Да и быть по-другому не могло. Ведь его сын поступал на философский факультет МГУ в 1944 году: все жили ожиданием скорой Победы, а потом нужно будет поднимать из руин страну… Как пишет сам Николай Владимирович в автобиографической повести «Только не забудь», отец даже прислал ему письмо с фронта, с неодобрением решения сына.
Стихи он начал писать рано, записывал в самодельные тетрадки из оберточной бумаги. Как вспоминал сам автор: «Так счастливо получилось, что по случайности одна из тетрадок (со стихами) попала к А.Н. Толстому. В апреле 1944 года Алексей Николаевич пригласил к себе. Было утро. У него в руках мои стихи, которые он подробно и добро разбирал. Сравнив наш мозг с роялем, он сказал, что затертые газетные слова, как пальцы, бессильны крепко ударить по клавишам, и рояль молчит. Лишь свежее слово вызывает ответный звук, образ, чувство. Он показал, где вяло, а где свежо и крепко в моих строчках. Это был настоящий и единственный урок мастерства, преподанный мне А.Н. Толстым»
В газете «Московский университет» в 1948 году было опубликовано его первое стихотворение. Хотя первая публикация в университетской стенгазете пришлась на 46-й год. Тогда он впервые побывал в Таллинне. «Бродя по морскому берегу, где волны перекатывали немецкие каски и гильзы, написал стихи про готический город:
Гудящий город, как орган
в готической кирхе,
он гимны западным ветрам
поет один в тоске…»
Однако стенгазету быстро сняли, автора осудили и заставили поволноваться: стихи не понравились секретарю партбюро: «Зачем было писать о западных ветрах, которым наш, советский народ, поет, видите ли, гимны. Незачем ему петь гимны этим ветрам, которые мы сломали в победоносной войне». При этом ему было сказано, что его стихи не лишены таланта, поэтому вдохновляться следует социально-значимыми темами, помогающими, а не мешающими (Обломок 33). Стихи же, осужденные за появление в стенгазете, через полвека, в 1996 году, были напечатаны в одной из книжек, когда цензура уже не существовала.
Он окончил университет, работал в Астраханском пединституте ассистентом. Стихи, правда, писать перестал, поняв, что по-старому нельзя, а новое слово, о котором говорил А.Н. Толстой, еще не пришло.
В 1958-м поступил в аспирантуру МГУ и вернулся в Москву. И даже защитил диссертацию по философии, но ученую степень не утвердили в ВАКе – диссертант посмел критиковать книгу его председателя. Не озлобился, переменил несколько профессий: преподавал историю в техникуме, работал редактором на телевидении, был литсотрудником в «Новом времени», в Совинформбюро (в журнале на польском языке «Край Рад)», в газете «Советская Россия». Но, как говорят, осел на четверть века в книжном издательстве «Советская Россия», дослужившись до зам. главного редактора.
Основным своим занятием всегда считал литературу. Было время, когда все бросал и надолго уезжал из столицы. Провел сезон с изыскателями на Ангаре и Енисее, плавал на тральщиках в Баренцевом море, на танкере – по Лене, с пограничным кораблем прошел от Сахалина до Чукотки. Кочевал с оленеводами по тундре Полярного Урала – размышлял об увиденном и… писал – многие его заметки об этих событиях также представлены в книге.
Его стремление к творчеству поддержали известные поэты того времени: Владимир Луговской, Евгений. Винокуров, Леонид Мартынов, Борис Слуцкий.
Но крестным отцом на пути к широкой читательской аудитории стал Александр Твардовский. В 1959 году подборка стихов была опубликована им в «Новом мире». Николай Владимирович сожалел, что не встретился с ним лично, оставил свои стихи вахтеру и ушел, но они-таки были напечатаны.
А вот с Булатом Окуджавой встретился лично. Первая удача в «Новом мире» прибавила решительности автору. И хоть друзья шутили, что его пробивная способность равна пробойной силе комара, он отнес свои стихи в «Литературную газету». По словам автора: «Там тогда заведовал поэзией молодой человек в штучном пиджачке и с грандиозной, будто папаха, шевелюрой. Сначала в память запала только его внешность, а непривычная для слуха фамилия запомнилась потом – Окуджава. Ну и чудо! Он звонит, что стихи в номере… И все это разом в конце 1959 года».
Правда, первая самостоятельная книжка с названием «Прорубь» вышла только в 1968 году – это тоже были стихи.
Потом были и другие сборники – «Краски севера» (1972), «Облик странствий» (1976), «Можжевеловый корень» (1983), «Рождение рек» (1989), «Сон о птице» (1996», «Осенние карусели» (2000).
Прозу он стал писать позже – 5 книг вышли при жизни автора – «Калитка в синеву» (1968), «Июль на краю света» (1970), «Летний снег по склонам» (1977), «Вечное чудодейство» (1981), «В пору скошенных трав» (1990). Работал над переводами – проза и поэзия с английского (Мелвилл, Киплинг, Брэдбери).
Друзья писателя недоумевали: почему его имя не на слуху? Почему наши известные поэты в рецензиях для издательств восторженно отзываются о его творчестве, а критика не привлекает к нему читательского внимания? Кажется, он чувствовал эту несправедливость, но отшучивался и объяснял ее своей неспособностью умело заниматься саморекламой.
Темы «картинок» его «Мешка с обломками двадцатого века» разнообразны по содержанию и эмоциональному восприятию:
Голод в деревне 30-х годов (№ 12) и спецраспределители продуктов для высоких чиновников, куда автор попал только раз и ни с чем вернулся в мир очередей (№ 11).
Обломок 4.Обмен паспортов в 1934 году, его дядя в то время 3 года отбывал ссылку в Самарканде за встречу в Москве с поляком, с которым учился в Польше. Вернулся, не хватает справки, чтобы получить паспорт, и тревоги загреметь обратно за отсутствие документов. Родители Димчевского укрыли их с женой в своем доме, что тоже было небезопасно, пока не добудут этой самой справки – с. 62.
Учительница в школе, через силу наставляющая учеников, как надо отметить день рождения А. Гитлера в 40-м году, которая в противовес своим ученикам, что он фашист, пыталась убедить их, вероятно по указке свыше, что он национал-социалист (№ 6).
Обломок 30.Доносительство – с. 197: Студент-активист перед октябрьским праздником заявил на собрании курса: «Обязуюсь в честь славной годовщины Великого Октября разоблачить не менее двух врагов народа».
Обломок 24. Как тайно ездили с отцом в лес за елкой, а на утреннике в школе накануне бойкий пионер читал: «Рубит ель подкулачник и гад / для ненужной забавы ребят». Только в 30-х правительство разрешило наряжать елки на Новый год, но не на Рождество, и появилась песенка «В лесу родилась елочка» – с. 166
Обломок 37. Тесть Феодосий Александрович отбывал срок в лагере под Нижним Тагилом, вместе с молочным братом Сталина. Феодосий Александрович в 37-м был крепким хозяйственником. В Нечерноземье (Костромской обл.,) стал сеять не картошку, а выращивать помидоры, колхоз поднялся – с. 244. Нашлись недовольные, настучали, что, подвыпив, любил петь: «Выдь на Волгу – чей стон раздается над великою русской рекой…» Песня явно была антисоветской. Второй повод – на собрании по итогам года ретивый колхозник, пытаясь угодить, на каждом слове славил Сталина, повторяя: «отец родный, отец родный». Тесть не выдержал и вставил: «Хорошо, что не двоюродный». И угодил по 58-10. Из лагеря – на фронт. Когда его дочь запросила, много позже, дело отца – там не было ни одной бумажки.
Обломок 44. Химик Григорий Александрович Разуваев был лаборантом в лагере – с. 277. Английское радио в то же время сообщало, что создан материал для современных самолетов – органическое стекло, но русские не смогут его производить, поскольку замечательный химик Разувеев, давший фундаментальные идеи, прозябает в сталинском лагере.
Наброски всесильных правителей, как они виделись из нищенской бездны обычной жизни (Сталин – № 13, 32, 35) Берия и их подручные – Обломок 43. В одном из журналов вместе с автором в 60-е работала фотоподборщица, которая с грустью вспоминала о конвертах от Л. Берии с крупными суммами денег к празднику. И о том, какой это был «прекрасный, внимательный, обходительный человек, любил красивое в мелочах» – в наркомате к его приходу на лестнице распыляли одеколон «Красная Москва» – с. 279.
Железный механизм цензуры, доходящий до абсурда, как и что печатать – Обломок 9. Указующий доклад главного редактора детской литературы о том, что нужно издавать для подрастающего поколения, в Комитете по печати. Перебирали многих, но подвергли обструкции К.И. Чуковского с его мухами-цокотухами, комариком и сказкой «Бибигон» – с. 82, а также (№ 20 – обсуждение макета альбома «Золотое кольцо России» – с. 144; согласование на печать в Главлите – (№ 34).
Нескончаемые очереди за всем необходимым, которые зафиксировала память автора: на поезд – в 30-х, за молоком – в 60-х, за водкой – в 90-х (№ 1).
Встреча с людоедом во время войны, который цинично рассказывает, как ему таким путем удалось выжить, поедая мозг умерших в блокадном Ленинграде (№ 25), и с фронтовиком, который в качестве трофея зачем-то привез собаку Геринга (№ 41) .
Проход 60 тысяч немецких пленных по Москве и обычные русские женщины, бросающие картошку в вагон с пленными и сражающие своей простотой, «может, мово так-то… в Ярмании… кто покормить…» (№ 18).
День Победы 9 мая 45 года с 4-х утра до глубокой ночи 10-го, прожитый автором вместе со всей столицей (№ 50).
События августа 1991 года в Москве – по дням все, что видел своими глазами (№ 52).
Октябрь 1993 года в собственном видении с улиц и площадей (№ 53).
О демократических переменах и русском языке… (№ 57).
И это только небольшая часть сюжетов: мы оставляем вам возможности для собственных открытий. Читайте – в вы все узнаете сами.
В свои картинки-зарисовки ушедшего века автор иногда включает народный фольклор и частушки, метко отражающие происходящее:
Об обмене паспортов в 34-м автор пишет:
«Каждый день что-то ломалось и рушилось из прежнего устоявшегося и казавшегося прочным, данным навсегда. Вот уж самого Пушкина переиначили. Взрослые шепотком с ухмылкой читали друг другу:
У Лукоморья дуб срубили,
Златую цепь в «Торгсин» снесли,
Кота в котлеты изрубили,
Русалку паспорта лишили,
А лешего сослали в Соловки».
Когда его тесть был в заключении, маленькая дочка пела песенку, распространенную в те времена:
Все папаши землю пашут,
А мово папаши нет.
Мой папаша на Урале
Отбывает 10 лет.
После отставки Берия по Союзу ходили частушки:
Берия, Берия
вышел из доверия,
А товарищ Маленков
надавал ему пинков.
О Ворошилове и Молотове:
Цветет в Тбилиси алыча
Не для Лаврентья Палыча,
А для Климент Ефремыча
И Вячеслав Михалыча.
Еще одна из особенностей – в книге, наверно, больше сотни фотографий из домашнего архива Димчевского, которые четко передают атмосферу тех лет, и их не перепутаешь ни с каким другим временем.
При желании вы можете все прочитать сами и оценить по-своему. У каждого, кто жил в ХХ веке, есть что-то свое личное, потаенное, которое вы можете передать более молодому поколению, чтобы они могли не повторять ошибок. На художественных образах лучше узнать историю своей страны, стать чище нравственно и духовно богаче, как хотелось Н.В. Димчевскому.
Живое, откровенное слово автора находит понимание у современных читателей, обычных людей – неравнодушных, озабоченных не только собственным благополучием. Один из отзывов из Костромского автодорожного колледжа: «Автор раскрывает психологию человека и гражданина в политическом и историческом аспектах, не подстраиваясь под официальную… Читателя подкупает искренность… восприятия позитивных и негативных сторон жизни». Быть честным, как теперь оказывается, очень непросто независимо от времени.